Дальше — если это драма — все рыдают на берегу моря, а если комедия, то герой снимает все деньги со счета и говорит — а теперь поживу для себя — и уезжает кутить. Если комедия черная, то в финале героя находит врач на развалинах отеля, который гости умирающего разнесли во время прощальной вечеринки, и говорит, что случилась врачебная ошибка: жить предстоит еще очень долго.
Это может быть даже и хороший фильмы, но не шедевр. Единственный пример, когда получилось что-то большое и настоящее — сериал «Во все тяжкие». Про учителя химии Уолтера Уайта, совершенного неудачника, который, после того как ему поставили диагноз, бросает нечто вроде «да пошли вы!» — и (технически) начинает изготавливать наркотики в промышленных масштабах, а экзистенциально снова и снова говорит твердое «нет» тому, как несправедливо устроен мир.
Уолтера Уайта поклонники полюбили особенно сильно за то, что делает он все это из чистого упрямства.
Что сказал доктор
Вот мы с вами стоим и слушаем диагноз. Он неутешительный.
Война не прекратится.
Путин не уйдет.
Налоги повышаются.
Инфляция разгоняется.
Городская инфраструктура — коллективный страх всех способных думать. По городам ходят помилованные вооруженные люди с ПТСРом.
Но это еще не все — дальше хуже. Сергей Гуриев очень любит объяснять: вдруг люди выходят на улицы, а солдаты вдруг понимают, что им не нужно стрелять в демонстрантов. И еще Гуриев, и не только он, говорит: мы видим огромный протестный потенциал в России, люди хотят объединятся, но у них нет внятного повода. А как только повод появляется (да хоть бы искать евреев в самолете), — тут же все мобилизуются и дружно высыпают на улицы, потому что того способа снятия политического напряжения, которое есть в демократических странах в России нет. Нужно этот пар из-под крышки выпускать. Общество кипит.
Неплохая позиция, номер, с которым можно долго и успешно выступать. Гуриев так и делает. Ну действительно, может же «вдруг» случиться! А когда ты смотришь на подобные события сильно со стороны, хоть это площадь Тяньаньмэнь, хоть Тахрир, может показаться, будто все и случилось «вдруг».
Луи Альтюссе говорил, что любое политическое событие сверхдетерминированно, но если вас не интересует результат, то пусть оно называется «вдруг».
Любое такое событие готовится. В биографии Сталина, которую написал Троцкий это очень хорошо показано: события — стрельба в Петрограде — случались вообще-то регулярно, но если бы большевики перед этим не провели работу, если бы Троцкий в очередной уличной стычке не разглядел возможность, если бы констелляция не сложилась так, как сложилась — не было бы вдруг внезапно октября 1917 года.
Путин вообще-то — и давайте уже это как-то закрепим, а то иногда неловко, — в курсе того, что делает оппозиция. Что люди говорят, какие стратегии предлагают. Администрация президента следит, анализирует, докладывает. Не дураки, и у них хорошие зарплаты.
И разговоры про суды и про люстрации они слышат и понимают, что это — про них. Скажем, Эльвира Набиулина, наверное, в курсе, что когда оппозиция придет к власти, оппозиционер Владимир Милов отправит ее в Гаагу.
Нет никакого Ленина в пломбированном вагоне, кто готовил бы прямо сейчас восстание масс. Точил вилы. Смолил факелы. И нет никого в «элитах», кто был бы достаточно политически амбициозен, чтобы, увидев шанс, — Акела в очередной раз промахнулся или получил нож в спину — разглядел в этом возможность для себя.
Если бы были — мы бы их видели. Но и Путин бы их видел и даже раньше нас. Чтобы случился раскол элит, раскол должен кто-то организовать и возглавить, объяснить элитам, зачем он нужен, дать какие-никакие гарантии. Или вы думаете это будет на чистом энтузиазме?
Извините, но это не работает. По формуле «Вдруг». Даже если ты очень уважаемый экономист.
То, что мы видим сейчас, не выглядит многообещающе. Но и рассчитывать на то, что со смертью Путина как-то что-то принципиально изменится — вдруг — наверно не стоит. Если самый стабильный и предсказуемый сценарий — это сценарий инерционный — то, пока что, на данный момент, нет ничего, что переломило бы эту инрецию.
Врач сказал в морг
Собственно, не нужно быть каким-то специально умным чтобы это понимать. Нам не нужно знать специальных цифр или обладать секретными данными. Общество — это институты, а институты реализуются через действия, так что достаточно посмотреть окрест: а что делают люди. В драме о страшном диагнозе умирающие едут к морю и там замирают. И мы видим часть российского общества, которая замерла в ожидании: «Само пусть как-то случится что угодно, не трогайте меня».
А если комедия, то: снимаем все деньги и живем для себя в последний раз. Всем уже набившая оскомину «голая вечеринка» хороший пример — но очевидно не единственный. Приятель, живущий в Берлине, рассказывал, как после рейда по московским гей-клубам он звонил на следующий день друзьям в Москву сказать как ему страшно за них и он готов как-то оказать помощь если они решат поехать, на что они отвечали что не в курсе о законе, о рейде и сегодня собираются в клуб.
Микс «Декамерона» и «120 дней содома» в Москве 2024 года предлагается в любых пропорциях и подается в реакционном бокале. Что-то происходит — мы реагируем еще более отчаянным весельем.
Но политика — это пространство действия. Даже иногда военного — обойти противника и ударить с неожиданно стороны.
Как осознать, что терять уже нечего
И в этом смысле вызывает крайнее недоумение вообще всё происходящее вокруг Бориса Надеждина. Кроме самого Бориса Надеждина. К нему вопросов как раз нет.
Удивление это вызвано следующим. Вот у нас были прошлые выборы. Там было «умное голосование». Екатерина Шульман описывала это как «Голосовать за наиболее антропоморфного кандидата». И это было хорошей стратегией, потому что многие антропоморфные кандидаты выиграли те выборы.
Но нонеча не то, что давеча. Во-первых, тех антропоморфных кандидатов кого посадили, кто сам уехал — то есть мы видим, что своими действиями вредим хорошим людям. А во-вторых, консенсус такой, что Владимир Путин эти выборы не проиграет.
Аргумент, что давайте покажем поддержкой Надеждина, как нас много — нас, тех, кто против войны, — звучит крайне странно и немного жалко, потому что Владимир Путин не ориентируется на мнение граждан в вопросах войны. Начал ее, никого не спрашивая, и закончит так же, но не под давлением общественности. В чем тогда смысл «вот как нас много»? Вас много? Ладно. И что?
А вот подвести Надеждина под статью этого вполне хватит. Его и тех, кто ему помогал.
Инерционный сценарий. Мы не придумали ничего нового, а просто взяли схему, которая себя уже показала. Стойте. Да. Сработала. Но в совершенно других условиях.
То есть мы — уехавшие — осуждаем тех, кто остался в России и делает вид, что войны не существует, но сами поддерживаем Надеждина так, будто мы никуда не уехали. Причем даже не географически, а календарно — реально же как будто у нас 2020 год на дворе.
Как пустится во все тяжкие, когда все равно уже терять нечего
Давайте еще раз: система такая, какая есть. Нам важно ее просто правильно описать.
- Если прав Григорий Юдин, и эта система аккламационная — то это не последние выборы, через два года будет референдум, потом голосование, потом показательные суды — придумают что-нибудь. Из этого много чего следует — но нас интересует одно: лидеру в аккламационной системе требуется подтверждение единения вокруг него. И он не потерпит никого, кто даже близко может составить ему конкуренцию, как-то расколоть это единение.
- Общество нуждается в совместном действии. Оппозиция — если хочет оставаться таковой — должна придумывать поводы для этих совместных действий.
- Антропоморфных кандидатов больше нет. Надеждин еще лет пять назад был бы страшно токсичным. Любой призыв голосовать за него был бы расценен как предательство. Он и сейчас кандидат, за которого агитировали, слегка прикрыв нос.
А теперь давайте представим себе другой сценарий — не инерционный. Что можно сделать исходя из этих данных, а не из формулы «вдруг». Представим себе, что завтра Максим Кац, Марк Фейгин, ФБК и Майкл Наки выходят и говорят — приходите все на выборы и голосуйте за Слуцкого.
Во-первых, он есть в бюллетене. Половина пути считай пройдена. Во-вторых, если он выиграет (нет), то плохо, Слуцкий мразь и плесень, — но это все равно лучше, чем Путин. Кто угодно лучше, чем Путин. Если Слуцкий выиграет и прямо станет президентом на шесть лет, представляете, какой раскол в этой машинке! Какой раздрай!
В-третьих, Слуцкий не выиграет, но это возможное общее действие, у которого могут быть реальные последствия. Если он наберет много и станет президентом — хорошо. Если наберет много, но не станет президентом — тоже хорошо. Если Слуцкий наберет значимый процент, Путин ему этого не простит. Есть возможность сломать Слуцкому жизнь так, что он потом в самолет до конца своих дней не сядет.
Что еще надо?
Возможно я сейчас скажу очень некрасивую вещь, но мы в ситуации, когда тупое упрямство лучше благородной позы.
Или так: если права немецкая пословица, что «самая чистая радость — злорадство», то более, чем уместно будет напомнить «что немцу хорошо, то русскому прямо отлично».
